Гений чистой красоты Рената Литвинова

Все, что она делает, неизменно привлекает внимание. В своей индивидуальности она соединяет пронзительный талант, ум и красоту. Ее пластика, интонации и истории не укладываются в стандартные, привычные рамки зрительского восприятия. Отстраненная, таинственная, живущая сама по себе, но принятая в общее сознание, влекущая за собой легенду и миф – Рената Литвинова... Какая она на самом деле?

– Кажется ли вам странной окружающая действительность или, может быть наоборот, вы ощущаете себя в ней странно?

– Наверное, на одну свою половину я в самом деле не от мира сего. Зато вторая моя половина воспринимает окружающую действительность вполне адекватно. Чтобы меня понять, надо прочитать написанное мной. А слова, произнесенные вслух... В речах можно прикидываться кем угодно, играть любую роль. О человеке нужно судить по его делу. О художнике – по картинам, о режиссере – по фильмам. Поскольку я киносценарист, то лучше всего обо мне, наверное, расскажут мои работы.

– Если бы маленькая Рената увидела сегодняшнюю Ренату, понравилась бы она сама себе, как считаете?

– Думаю, да. Правда, в детстве я считала, что у меня так себе внешность. Но, кстати, я особенно не переживала по этому поводу, удивительная наглость была, конечно, уверенность. Просто шла к цели, и если во ВГИКе меня критиковали, я всегда не соглашалась, настаивала на своей манере. Меня пытались править — стилистику, но я отстаивала каждое слово, запятую, потому что если меня редактировать, то уходит смысл, индивидуальность.

– Вы часто вспоминаете учебу в институте и почти никогда – в школе. Чем отличались эти два периода жизни?

– Я очень страдала, учась в школе, и пребывала в полном счастье, попав во ВГИК. После окончания школы больше никогда не общалась с одноклассниками. Но люблю свой институт. Мои профессора были интеллигентными, образованными, творческими людьми. Я как будто попала в оазис – на актерских факультетах учились красавцы и красавицы, на операторских – настоящие парни, на режиссерских – тонкие страдающие души, и прочее, и прочее. Счастливое было время. А вот в школе была серость и однообразность – ничего и никого увлекательного.

– Вы родились в семье врачей, но стали актрисой и режиссером. Что повлияло на выбор профессии?

–  Моя мама – сама жертва кинематографа, ходила все время в кино на вечерние сеансы, а так как меня не с кем было оставить – водила с собой. Я умирала там от тоски, но вот так с юных лет была приобщена к кино.

– А когда начали записывать собственные придуманные истории и создавать киносценарии?

– Еще в школе я просто сочиняла истории, но записывала их исключительно для солидности, ведь, читая по бумажке, имеешь «больше веса», чем устно. Потом зачитывала свои тексты на переменах, но говорила, что это написал писатель Рытхэу – «псевдоним» взяла за эффектность фамилии из взятой наугад книги с полки у моей мамы. Я не знала, что это чукотская фамилия, и в школе говорила всем, что это американский писатель. Все верили. Кстати, мои рассказы имели успех, и одноклассники требовали продолжения.

– Ваша фраза «Этой планете я поставила бы ноль» стала знаменитой. Рената, за что такая оценка?

– Меня так удручают малоэмоциональные, вялые граждане! Но я не могу на них обижаться. Как не могу обижаться на тех, у кого нет ноги. Так у них нет горячего сердца. Поэтому я не хочу убивать в себе способность удивляться, как ребенок. Не ожидая – сразу испугаться, сострадать, закричать, рассердиться, заплакать, засмеяться или испытать благодарность и счастье. Если эта острота покидает человека, зачем тогда проживать далее?

– В отличие от таких людей вы просто не боитесь страданий?

– Бояться страданий... – это звучит так жалко. По-моему, в страданиях тоже есть прок. Это и есть тренировка души. Равнодушные не нужны даже за пределами этого мира. Думаю, их возвращают на землю в виде камней или безликих уродливых зданий. Я люблю иногда и пострадать – ощущаешь, что ты тоже живая и у тебя есть сердце. И жизнь, несмотря ни на что, вещь прекрасная.

– У вас есть собственный стиль и, безусловно, вкус. Расскажите об этих понятиях. Как они развивались у вас?

– Стиль подчеркивает индивидуальность и нельзя путать это понятие с модой. А для того, чтобы умело подчеркнуть индивидуальность, ее нужно сначала обрести. Я бы начинала с образования, души. Красота – это 90% мыслей. Можно себя правильно подать, если человек имеет представление об истории искусств, живописи. К симпатичному лицу привыкаешь, но лицо, оболочка стареет... для меня красивая женщина – это добрая женщина. Способная любить, приветливая, образованная.

– А любовь – одна на всю жизнь? Или?

– Любовей не может быть много. Одна, думаю, самая сильная. А все остальные как отражение той вспышки. Но если вы полюбите, то не перепутаете это чувство ни с чем. И поймете, что до этого вовсе не любили. Я очень люблю свою дочь, пожалуй, это была моя первая любовь в жизни – именно к моему ребенку.

– У вас есть любимый предмет гардероба?

– В повседневной жизни я весьма аскетична. С юности моя одежда-униформа – маленькие черные платье либо свитер и юбка-карандаш. Куда важнее детали – сумки, туфли, шляпы, платки и дымчатые очки, которые идут всем женщинам на свете. Для светских раутов обязательны струящиеся шелковые платья в ход. Иногда мне очень жаль, что манера носить вуаль ушла в прошлое. Вуаль на шляпе, вуаль на заколке... Ею можно просто обмотать волосы, и это возвращает женщине женское – ее беззащитность. Мне кажется, что мужчины в нас перестали это замечать, они могут позволить себе ударить женщину, толкнуть автомобилем... Не уступить место тоже считается нормой. Это поразительно. Может, в конце концов, вуаль убережет кого-то от удара в лицо... Не знаю.

– Без какой детали туалета вы бы никогда не появились на публике?

– Для меня с детства и юности были очень важны запахи. Я мазалась тайком мамиными и бабушкиными духами. Помню, даже на одно свидание с мальчиком вылила в туфли по полфлакона духов. Закинула ногу на ногу, вдруг туфля упала, и от потока амбре все вокруг стали морщиться! Я уже тогда шла на жертвы ради красоты. Сейчас люблю смешивать разные запахи, чтобы они были менее узнаваемы. Единственный аромат, который мне кажется идеальным – это Chanel№5.

– А сейчас на какие жертвы ради красоты способны? Как ухаживаете за внешностью?

– Сейчас я пришла к выводу, что во всем нужна мера. Даже в уходе за собой. Кремы я накладываю и утром, и вечером, но ничего специального. Иногда я начинаю ходить на процедуры, но сейчас уже давно не была. Вообще если за кожей ухаживать, она будет благодарно реагировать. Лицо и руки – то, чему нужно уделять особое внимание.

– Забота о теле тоже важна? Фитнес-залы, например...

– Я считаю, что нужно физически себя напрягать обязательно. Нельзя лениться, объедаться. Но в фитнес залы я не хожу – слишком уж много времени это отнимает. Могу позаниматься дома, у меня ведь спортивное прошлое, если нужно, я сама составляю себе тренировку. Худею я, когда фатально увлечена работой и когда нахожусь на съемках.

– Какие люди вас привлекают?

– Я восхищаюсь гениями. Наверное, я была бы очарована Йозефом Бродским, как он любил себя называть. Вообще, если в человеке есть что-то соблазнительное, то это талант, безусловно.

– Считаете ли вы себя состоявшимся, счастливым человеком?

– Я не обольщаюсь на тот счёт, что человек прислан сюда пребывать в счастье. Это же некий наивный эгоизм – требовать постоянного счастья. Даже глупость. Мое счастье – это временное обладание любимыми людьми, и я отдаю себе отчет, что все эти отрезки общения в любой момент могут прерваться.

За помощь в подготовке материала
благодарим Fashion Control, Добрые советы, Культпросвет, www.renatalitvinova.ru.

\